честь и лесть
Итак, сегодня я рассталась с Альбертом Джозефовичем. Прошло всего-то чуть больше года с первой нашей встречи, и вот сегодня он окончательно уходит из моей жизни.
Я окидываю взглядом свою комнату, которая теперь еще много дней будет казаться мне пустой или, скорее, такой просторной, и мне хочется понять, какие чувства я сейчас испытываю.
Я довольна. Довольна тем, что все заботы позади, тем, что нет необходимости испытывать те неудобства, которые навязала себе я сама, решив связаться с Альбертом Джозефовичем; довольна и тем, что вовремя поняла, что нужно с этим покончить.
Вместе мы проводили не так и много времени — совсем немного, если судить объективно: пара дюжин вылазок в парк, две или три прогулки по району, одна из которых — под проливным дождем, еще в этом мае. А потом долгий перерыв и глупые надежды на то, что все еще будет, что просто еще не время.
И вот закравшаяся мысль переросла в решимость, и после долгих взглядов украдкой, после долгих внутренних «не хочу», я сделала несколько фотографий... и снова затихла надолго, переживая какие-то свои сомнения, поддаваясь прокрастинации и всячески себя укоряя за бездействие.
Вчера я решила: пора. И Альберт Джозефович почти на сутки стал предметом внимания каких-то прохожих и незнакомых людей, а я отступила на второй план и снова замерла в ожидании, рассчитывая про себя на собственную выгоду и на удачный исход.
И вот сегодня утром раздался звонок, после которого Альберт Джозефович — уже не мой, но еще и ничей, — в скверном состоянии неизвестности ждет окончательного вердикта.
Я отменяю все запланированные и никчемные дела, посвящая день расстановке точек, и вот, в 15 с чем-то часов, я получаю на руки деньги, и Альберт Джозефович уезжает на машине со своим новым хозяином.
Не сложилось у меня с велосипедами.
Я окидываю взглядом свою комнату, которая теперь еще много дней будет казаться мне пустой или, скорее, такой просторной, и мне хочется понять, какие чувства я сейчас испытываю.
Я довольна. Довольна тем, что все заботы позади, тем, что нет необходимости испытывать те неудобства, которые навязала себе я сама, решив связаться с Альбертом Джозефовичем; довольна и тем, что вовремя поняла, что нужно с этим покончить.
Вместе мы проводили не так и много времени — совсем немного, если судить объективно: пара дюжин вылазок в парк, две или три прогулки по району, одна из которых — под проливным дождем, еще в этом мае. А потом долгий перерыв и глупые надежды на то, что все еще будет, что просто еще не время.
И вот закравшаяся мысль переросла в решимость, и после долгих взглядов украдкой, после долгих внутренних «не хочу», я сделала несколько фотографий... и снова затихла надолго, переживая какие-то свои сомнения, поддаваясь прокрастинации и всячески себя укоряя за бездействие.
Вчера я решила: пора. И Альберт Джозефович почти на сутки стал предметом внимания каких-то прохожих и незнакомых людей, а я отступила на второй план и снова замерла в ожидании, рассчитывая про себя на собственную выгоду и на удачный исход.
И вот сегодня утром раздался звонок, после которого Альберт Джозефович — уже не мой, но еще и ничей, — в скверном состоянии неизвестности ждет окончательного вердикта.
Я отменяю все запланированные и никчемные дела, посвящая день расстановке точек, и вот, в 15 с чем-то часов, я получаю на руки деньги, и Альберт Джозефович уезжает на машине со своим новым хозяином.
Не сложилось у меня с велосипедами.